Хогвартс всё помнит. Каждую мелочь, каждую деталь, каждый поступок, который когда-либо происходил в школе, помнят толстые стены, помнят рыцарские доспехи, помнят каменные полы и волшебный потолок Большого зала.
Ремусу тоже пришлось вспомнить. Стоило ему оказаться снова там, где прошли лучшие годы его жизни, полные приключений, азарта, веселья и наивных надежд, как мужчина понял, что все его воспоминания вдруг оживились. То, что заснуло на время, сейчас снова норовило воскреснуть в его душе, и Люпин пока не понимал, нравится ли ему это.
Вести уроки – непривычно. Он не учитель, никогда им не был, не знал, как им быть. каждый свой урок он планировал, заранее зная, что всё пойдёт не по плану. Ведь это дети, их действия невозможно предугадать. Но мужчине повезло, его приняли, а он, в свою очередь, уже полюбил всех их. Оборотень действительно хотел дать им то, что только мог, научить тому, что сам он знал и умел.
Очень часто лекции постепенно съезжали на случаи из частной практики, ведь с наглядным примером детям интереснее и понятнее. Правда, не такие уж они дети. Во всяком случае – не все.
К огромному сожалению, кроме студентом приходилось видеться ещё и с коллегами. И далеко не все они были рады Люпину. Северус, напомнивший за завтраком об аконитовом зелье, смог испортить настроение на весь оставшийся день. И ведь Люпин не мог кому-то высказать то, что было в душе. Он не мог выразить недовольство, пожаловаться. Кому и на что? Некому. Не на что. Приходилось молча сносить колкие замечания. Но не страшно. Урок закончится, после него будет время на чай и кусочек шоколада, это должно помочь.
- Главное помните, что щитовые чары – не всегда лучшая стратегия. Иногда гораздо умнее будет использовать физический объект, преграду, дабы спрятаться от атаки противника, - закончил он лекцию под звуки звонка. – Спасибо за урок, можете быть свободны.
Ученики поспешно покидали класс, что-то увлечённо обсуждая, но когда сам профессор собрался уйти из кабинета, он заметил,  что одна из учениц так и осталась сидеть на месте. Мисс Лавгуд, мужчина прекрасно помнил её. Чаще всего одна, мечтательная, несколько странная. Именно о таких, должно быть, говорят – не от мира сего. Но самому Люпину казалось, что сказать о ней «странная» - неправильно. Не то. Скорее, необычная. Эта девочка, Ремус был уверен, понимает гораздо больше своих сокурсников, это было видно по сданным ею эссе. Она смотрит гораздо дальше. Но что показалось мужчине непонятным, почему её никто не позвал? Да, во время учёбы в Хогвартсе у него бывали периоды, когда он уходил в себя, но всегда были мародёры, готовые подтолкнуть к выходу, а тут… Девочку просто оставили.
«И тебя оставили, Лунатик…» - намекнул внутренний голос, а Рем, отмахнувшись от него, тихо вздохнул и опустился на стул рядом с девочкой.
- Полумна, - негромко позвал её, мягко касаясь плеча. Мужчина не любил обращения по фамилиям, поэтому очень старался выучить всех, дабы была возможность обращаться к ученикам по именам. – Урок уже окончен, ты можешь идти.
В ответ была тишина.
- У тебя что-то случилось? Может, я могу помочь? – спросил Люпин, убирая в сторону старенький саквояж, где теперь находились собранные пергаментные свитки. – Если не хочется никуда идти… Могу предложить тебе чаю, как ты на это смотришь?

Кажется, Полумна действительно была в  порядке. В гораздо большем порядке, чем сам профессор. Ремус прекрасно понимал, как комично и контрастно они сейчас смотрятся. Перепачканная чернилами девочка, взгляд которой чем-то напоминал дымку внутри шара Трелони, под этим взглядом не хотелось утаивать, выдумывать что-то. Сам Люпин – потрёпанный во всех смыслах этого слова: вид, одежда, даже волосы из-за привычки зарываться в них рукой были в совершенном беспорядке. Девочка, которая искренне верит в жизнь, и тридцатилетний старик, который в ней успел разочароваться.
- Отсутствие плохого – уже хорошо, - согласно кивает Лунатик, несколько удивлённо проследив взглядом за рукой Полумны. Та будто попыталась поймать что-то у его лица, однако это самое «что-то» было скрыто от глаз оборотня.
- Мозгошмыги? – Люпин слегка улыбается,  правда улыбка выходит грустной. Он читал «Придиру» и примерно понимает, о чём говорит Лавгуд. Нет, он не считает, никогда не считал это глупостью. Пусть Ксено Лавгуд называет это мозгошмыгами, Люпин же предпочитал понятие – переизбыток мыслей, приводящий к осложнению в виде самокопания. Мозгошмыги – звучит короче.
- Должно быть, ты права, и всё дело именно в них, - вздохнул Люпин, - А я думал, мне просто нездоровится.
Мужчина чуть пожал плечами, хотя это движение было больше похоже на то, что он скинул с себя малую толику напряжения и тяжести.
- И хотя плохого у меня тоже ничего не случилось, от чая с шоколадом я бы точно не отказался. – Мужчина поднялся с места, успев подхватить саквояж, после чего дружеским и понятным на всех языках жестом позвал Полумну следовать за ним в кабинет, что находился над классом Защиты от тёмных искусств.
Кабинет встретил пришедших зажжённым камином и немного приглушённым светом, причиной чему были задёрнутые с утра шторы. Люпин взял себе за правило закрывать их, дабы ночью не видеть луны, даже если это лишь тоненькая полочка месяца. Но сейчас он отдёрнул шторы взмахом палочки, впуская в кабинет солнечные лучи, заплясавшие на клетчатом пледе.
- Ты немного разукрасила себя, - Ремус указал на небольшое зеркало над раковиной, а сам поставил на огонь чайник. На столе появились две чашки, заварник и вазочка со сладостями. Пришлось запастись, чтобы в какой-то момент не остаться без антидепрессанта.
- Угощайся, - Люпин кивнул на сладости и указал на один из стульев, поспешно перекладывая книги со стола на диван. В последний раз к нему заглядывал Гарри. Но Ремус был бы вовсе не против принимать у себя гостей чаще. Пока же приходилось самому ходить к Хагриду или МакГонагалл, дабы скрасить одинокие вечера.
Дождавшись, пока Полумна сядет, Ремус опустился напротив, разливая горячий чай по чашкам.
- Так что там, ты говоришь, с мозгошмыгами?